И хотя никаких байм не делаю, но мать не слишком вникает в мои дела, это просто разговорный ритуал за быстрым завтраком, типа о погоде. После большой чашки кофе выскочу из-за стола, а вернусь поздно вечером или за полночь – нам, программистам, как бы полагается засиживаться за своими непонятными компами, где еще более непонятные проги.
В кухне стерильная чистота, мать смотрится изящной фарфоровой куколкой. Даже фартучек на ней как украшение, посуда на полках недорогая, но хайтековская, как и плита, шкафчики, люстра, холодильник, окна с автоматическими жалюзями.
Быстро допив кофе, я опустил чашку на столешницу и вскочил.
– Все, бегу!
Она, улыбаясь, подставила щеку, румяную и с тугой кожей, как у юной девушки.
Я ритуально чмокнул и поспешил к двери.
– Сообщи с дороги, – напомнила она, – а то ужин придется есть холодным.
В прихожей, такой же хайтековской, как и вся квартира, все выставочно чисто и строго на своих местах. Обувь на полочках не высовывается из своих норок ни на дюйм, одежда за зеркальной дверью на пластмассовых плечиках ровными рядами, как кремлевские курсанты, а слева от входной двери изящная скамеечка для тех, кто обувается сидя, и фигурный рожок с затейливой ручкой, он помогает всаживать пятки в тесные туфли.
Я сунул ноги в кроссовки, с облегчением выскочил на площадку. На этом этаже на нее выводят двери из шести квартир, кто-то да может подойти и посмотреть в глазок, а то и нажать кнопку видеодомофона, так что я даже в носу не ковырялся и не чесал помидоры, просто молча и с неподвижным лицом втиснул кнопки вызова обоих лифтов и покорно ждал, в этом проклятом мире всегда кто-то за тобой да наблюдает, ненавижу эту систему гребаного тотального контроля.
Поскрипывает в обеих шахтах, хотя это не значит, что оба идут ко мне, каждый вот так нажимает все кнопки, будто воспользуется всеми кабинками. Наконец в правом дверцы приглашающе распахнулись раньше левого, я торопливо шагнул на чуть качнувшийся пол и сразу же начал расстегивать штаны.
В лифте нет видеонаблюдения, сам проверил, потому едва дверцы закрылись, присел и, даже не тужась, навалил зловонную кучу говна прямо посредине. Лифт неторопливо сползает вниз еще на полпути к первому этажу, когда я закончил и тут же спохватился, что на этот раз не захватил туалетной бумаги. Даже если бы побоялся, что найдут по анализу ломателя этой системы, то можно сунуть в карман, а так все-таки придется быстро застирнуть чуточку испачканные трусы.
До первого этажа осталось меньше минуты, там в это время кто-нибудь уже ждет лифт, надо приготовить скорбную мину и, выйдя, сразу предупредить… все равно увидят нагаженное, не вступите! Я, дескать, ни за что бы не сел в лифт с таким содержимым, но страшно спешу, пришлось терпеть это зловоние, куда милиция смотрит, ах да, она уже полиция…
Представил себе ошарашенные и возмущенные морды, само собой вырвалось злорадное хихиканье, но тут пришла мысль еще лучше: пальцы торопливо нажали кнопку «Стоп», следом нажал вызов девятого этажа.
Лифт потащился наверх, на девятом послушно остановился, я дернулся выходить и даже вышел, чтобы переждать, пока кто-то вызовет лифт вниз… и чуть не ударился лбом о металлические двери, перекрывающие возможность прогуляться по чужой площадке!
– Сволочи, – пробормотал я. – Буржуи проклятые… Мало вас киллеры стреляют… Но мы сломаем эту систему!
За спиной злорадно захлопнулись дверцы, довольно урчащий лифт ушел вниз, а я остался на крохотном пятачке, как в тюремной камере, а передо мной злорадно скалятся кнопки звонков в квартиры этого этажа.
Я в панике развернулся и без конца нажимал обе кнопки, надо перехватить раньше, чем внизу кому-то откроет двери, а вдруг тот, кто вступил в мое дерьмо, приедет именно сюда…
Сразу же спросит, что я здесь делаю, и все поймет. Или кто-то из хозяев на этом этаже выйдет из квартиры к лифту, тоже наверняка спросит, чего надо и почему стою здесь. В Москве входит в моду быть бдительным, спрашивать незнакомых: к кому приехал, кого ждете. А если не отвечать или огрызаться, напирая на свои права свободного демократа, эти недочеловеки зовут милицию.
Фу, наконец-то снизу донеслось неспешное поскрипывание. Как ползет, гад, как ползет!.. Уже все похолодело, а колени трясутся.
Торопливо вбежал в кабинку, блин, этот тот же, сам чуть не вляпался, хотя это было бы моей реабилитацией, доехал до двенадцатого, там металлической двери нет, точно знаю, оттуда поднялся на свой тринадцатый, там вышел на общий балкон и постоял минут десять, ожидая, пока лифтом кто-то да воспользуется.
Сердце все еще колотится, как у пойманного зайца. Да что там эти экстремалы, на Эверест лазают без страховки или по стенам сорокаэтажного дома! Пусть вот так насрут в лифт в разгар дня – вот это экстрим из экстримов! И адреналина море.
Наконец я вызвал лифт, спустился, а когда кабинка остановилась и дверцы распахнулись, вышел с безмятежно озабоченным лицом. В холле трое человек, две толстые бабищи и мужичонка с двумя сумками, орут на вахтершу, а та, распахнув двери и держась за них, как бросающийся на амбразуру Матросов, визгливо вопит, что это они сами такие.
Я повел носом, что за вонь, в удивлении оглянулся. Одна из баб зло крикнула мне:
– Тебе повезло, в другом лифте ехал!
– А что там? – спросил я. – Опять насрали?
– Куда вахтерша смотрит! – закричала она снова. – Почему домовой комитет спит? За что деньги платим?
– Надо замок на двери, – сказал я и прошел мимо. – А то эти бомжи достали…